По заявке "Алвадик в антураже Звездных Войн (можно джен)".
Предупреждения: АУ, ООС, fix-it, (мульти)кроссовер; сюжет развивается согласно "Трактату о любви" Стендаля - так задумано; главная героиня выглядит так.
В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
Есенин
Вот что происходит в душе:
1. Восхищение.
2. Человек думает: "Какое наслаждение целовать ее,
получать от нее поцелуй!" и т. д.
3. Надежда.
<…>
4. Любовь зародилась.
<…>
5. Начинается первая кристаллизация.
<…>
6. Рождается сомнение.
<…>
7. Вторая кристаллизация.
Стендаль, «О любви»
читать дальшеВечер на удивление тихого дня подходил к концу. Сегодня не случилось ни пожаров, ни придворных скандалов, ни одного зауряднейшего покушения, и даже мятежники молчали. Рокэ Алва, первое светское лицо в государстве (не считая короля), гений линейной тактики, защитник слабых и обиженных, непревзойденный любовник — но не будем здесь перечислять его достоинств, лучше он покажет их нам на деле, скажем проще — этот замечательный во всех отношениях человек с легкой грустью подумал, что такой вечер не хочется портить даже выпивкой. Иначе он уселся бы в кабинете с бокалом вина, пригласил бы так называемого оруженосца, будь он неладен, пел бы песни… (станцевать еще можно). Но оруженосец, опять на что-то обидевшись, не высовывал носа из комнаты, а сам Алва не испытывал никакого желания перемещаться в кабинет. Здесь, в гостиной, приятный полумрак, тихо, тепло, горит камин, что-то шуршит в углу под потолком…
Что-то шуршит в углу под потолком?!
Алва подобрался. И правильно — в потолке образовалась дыра, завертелись блестящие пятна, мелькнула фиолетовая полоса — и посреди комнаты оказалось… оказалась… Алва решил пока что считать это чучело закатной тварью.
— Где джедаи? — спросило чучело женским голосом. Женщина? Ну, по крайней мере, оно в юбке.
— Хм… Эрэа… а вы, собственно, о чем? — поинтересовался Алва.
— Ты мне тут не притворяйся! — заорала эта тварь. — Отвечать, когда я спрашиваю! Где — эти — проклятые — джедаи, ###### их побери?!!!!
Откуда она знает такие ругательства?
— Дамам не пристало выражаться! — шутка явно пришлась не ко двору. Тварь издала гортанный крик и бросилась на Алву, размахивая алым факелом (факелом ли?). Инстинкты швырнули его под стол, и вовремя — «факел» надвое разрубил кресло и прошелся по стене. Алва отскочил к проему между окнами и загородился обломком кресла — шпагой против такого чудовища не повоюешь, да и пистолет не спасет. Летящий в него стул он отбил назад, пинком сшиб сервант — рассыпалась посуда — сорвал гардину, вооружился карнизом и попытался, пользуясь замешательством противницы, отступить к двери. Но тут в лицо ему шлепнулось что-то удушающе-темное, а таинственная сила приподняла его и выбросила в окно.
Когда Алва, стряхнув с себя отвратительную тряпку, которая оказалась фиолетовой юбкой чучела, залез в окно, твари в комнате уже не было, провала в потолке — тоже, зато на пороге стоял и глядел на разгром мутным взором непутевый оруженосец.
— Почему вы ходите по ночам? Вы что, сомнамбула? Идите к себе, Окделл, — устало велел Алва и вызвал слуг.
***
Утром Ричард проснулся в необычно хорошем настроении. Во-первых, было еще рано, но не так рано, как обычно, но все-таки рано, а его никто не будил, и на тренировку почему-то не звали. Во-вторых, не всякий раз приснится такой чудесный сон. Чтобы женщина бросила в эра Рокэ стулом, а потом вышвырнула его в окно… Вот это да! Жаль, что в действительности такого не случится ни-ког-да. Потому что эр Рокэ — это эр Рокэ, а женщины — это женщины. Не будет же королева… Мысли о королеве не вызвали привычного восторга, но Ричард не умел себя анализировать, поэтому не отметил этого загадочного феномена.
За завтраком обнаружился, натурально, эр. Он выглядел утомленным и потрепанным и прижимал к щеке кусок говяжьей вырезки. На вопросительный взгляд Ричарда он криво усмехнулся и сказал:
— Веселая ночка, не удивляйтесь, юноша, и не смотрите на меня так. Вот тварь!
— Тварь?
— Ну не женщиной же ее называть! — рассерженно отрезал эр и снова замолчал.
Тварь? Не женщина? Это все правда? Это — не сон?! О Создатель, ты есть на небесах!
Остаток завтрака Ричард заглотил, не заметив. Алва с кислой миной потыкал в тарелку, допил то, что пил, — Ричард его вкусами не интересовался, — и, поднимаясь из-за стола, обронил:
— До вечера можете делать, что хотите. Вечером прием во дворце. Адью.
Пока Ричард соображал, что значит последнее слово и где он мог его слышать, эр уже успел скрыться. Ричарду повиделось, что он прихрамывал, но выдавать желаемое за действительное не хотелось.
Вооружившись томиком поэзии и «Изборником» стратегической мысли прошедших Кругов из библиотеки, Ричард обосновался в гостиной — той самой, где вчера ночью… ох. Комнату уже убрали, стол подняли, принесли новые стулья и кресло и, кажется, повесили на стену еще одну картину. Ричард честно постарался заставить себя вчитаться в стратегические выкладки древних — выходило плохо: древние писали возвышенным слогом и вставляли в каждый тезис непонятные метафоры. Подумав о метафорах, Ричард заключил с собой сделку: одна стратегическая мысль — одно стихотворение, и чем длиннее мысль, тем красивее нужно выбрать сонет. Так он продержался подольше, но все равно внутренний взор его загораживали непрошеные образы, а сердце томило смутное, беспокойно-тоскливое, но отчего-то сладостное ожидание. Ричард со вздохом оторвался от скучной книги и уставился в потолок. Всем известно, что на потолке не бывает ничего нового: те же трещины, тот же плафон, вот мухи иногда — другие. Темное пятно в углу тоже не вызывало никакого интереса, поэтому Ричард не сразу заметил, что происходит — а когда заметил, было уже поздно. Пятно раздвинулось, заплясало, из него показались чьи-то пятки, ноги, невзрачный плащ — и через мгновение на пол высыпались, перевернулись, подпрыгнули и встали трое. Среди них, к большому разочарованию Ричарда, не было ни одной дамы. Зато между двумя абсолютно нормальными мужчинами, опираясь на палку, стоял и сверлил его взглядом ушастый зеленый коротышка, не похожий ни на человека, ни на одно из известных Ричарду животных, а уж в плохом знании описательных наук он себя обвинить не мог. Ричард сжался в кресле, но троица не спешила нападать. Тот, кто постарше, бородатый и адекватный с виду мужчина, откашлялся:
— Юн… («Только не это!») …юный житель далекой планеты, ответь нам, пожалуйста, где Вентресс?
— А? — не понял Ричард.
— Швабра такая лысая, — уточнил тот, что помоложе.
— Ситх, — выругался зеленый.
Бородач что-то прикинул в уме, подергал браслет на запястье, набрал воздуха и заговорил:
— Здесь была женщина. Вентресс. Злобная тощая истеричка. Куда она пропала? Это важно! Она может кого-нибудь убить!
— И поработить вашу планету! И привести толпу роботов! И дроидов! И все уничтожить! И натравить на вас графа Дуку! — взорвался ворохом непонятных слов, из которых Ричард опознал только «граф» и «уничтожить», молодой.
Ричард сложил два и два.
— Не знаю! — честно ответил он — он и правда не мог вспомнить, куда она делась. Выскочила в окно следом за эром Рокэ? Тогда она должна ходить по городу, и есть шанс ее встретить, встретить — и… поблагодарить, например. Здорово!
— Силы присутствия темной не я стороны чувствую здесь, — пробормотал зеленый. Двое обернулись к нему.
— Нет? Тогда уходим. Ты, — вспомнил бородач о Ричарде, — если что-то изменится, сообщишь нам, — и он протянул молодому человеку невзрачную коробочку. — Это передатчик. Разберешься сам.
Один за другим они подпрыгнули и скрылись в дыре под потолком, которая тут же затянулась. Ричард повертел в руках коробочку, попытался открыть — ничего; сбоку обнаружилась круглая выпуклость. Ричард надавил на нее пальцем, коробочка засветилась синим, и над ней вырос давешний бородач, только раз в десять меньше и полупрозрачный. «Еще призраков мне не хватало», — подумал Ричард, лихорадочно вспоминая слова заговора и колотя коробочкой об ручку кресла. Где-то на седьмом ударе все погасло, и Ричард облегченно засунул безумную машинку в карман, пообещав себе при первой возможности выкинуть ее в реку. Снова браться за книги не было сил. Вентресс… Ричард покатал на языке слова. Звучит красиво. А если написать стихи? Давно он не сочинял стихов.
По опыту, лучше всего стихи писались на улице. Ричард сложил книги, оглядел комнату — ничего не заметно, и если эр не спросит, говорить ему ни о чем не придется — и отправился в парк, где можно найти тихое место, полежать на траве, поперебирать строчки и просто помечтать, не рискуя нарваться на любопытных.
Ему давно думалось, что все женщины похожи на цветы. Вот королева — при мысли о королеве будто повеяло теплым воздухом — королева, ни для кого не секрет, похожа на гиацинт. Айрис, конечно, на ирис. Марианна на орхидею. При дворе встречались и лилии, и незабудки, и тюльпаны, и роскошные розы, и нежные анютины глазки, и невзрачные ромашки. А вот Вентресс… Далась ему эта Вентресс! Он видел ее один раз в жизни — и то не факт, что все это не выдумал. Вполне может статься, что сегодняшняя сцена в гостиной ему просто приснилась. А как было бы замечательно повстречать ее на улице, сказать ей: «Эрэа, я в восхищении!» — покраснеть и подарить букет. Или она, в своем длинном платье и обязательно под вуалью, придет на бал, а он подаст ей руку и пригласит на танец, и все спросят, кто она такая, а он промолчит, хотя будет знать, а королева…
Что за идиотские мечты! Ричард вызвал в памяти образ королевы и несколько раз прошелся с ней туда-сюда по бальной зале. Воображаемый танец не складывался, музыка играла невпопад, и он оторвался от грез. Сорванный ненароком цветок с фиолетовым хохолком, который Ричард теребил в руках, снова напомнил о ночной гостье. Укорив себя за это и стараясь отогнать назойливые мысли, предатель доброго имени королевы вздохнул и спрятал репейник в карман. Пора было возвращаться домой.
***
Прием шел своим чередом. Слухов о нападении закатных тварей, о жестоких убийствах, таинственных погромах и выпадении важных государственных лиц из окон не появилось, а эр, от которого можно было бы узнать подобного рода новости, отогнал Ричарда фразой: «Ступайте развлеките дам». Дамы оказались увлечены друг другом, и Ричард устроился за любимой колонной. С этого места удобно было украдкой наблюдать за гостями — а тем более за королевой, конечно — и не вступать в праздные разговоры. Он то и дело непроизвольно метал взгляды на дверь и на потолок и усилием воли переводил глаза на беседующих дам.
— Что, Ричард, ее величеством любуетесь? — неожиданно вырос перед ним эр. Ричард чуть было не выдал: «Да какая там ее величество», — но вовремя спохватился и благоразумно промолчал. Собственное поведение ужасало его все больше, толчея в зале — раздражала, а перспектива свихнуться — пугала. Он стиснул зубы, выпрямился и решительно направился к дамам, чтобы если не поучаствовать в разговоре, то хотя бы послушать, о чем они щебечут. Эр тем временем исчез и вернулся только танца через три: дамы в кружке менялись, кого-то с поклоном забирали кавалеры, кого-то с таким же поклоном усаживали на место. Музыка и женская болтовня слились для Ричарда в один неразличимый гул, а перед его внутренним взором решительная Вентресс садилась, оправив на коленях платье, между двумя красавицами, поводила головой, закрывалась веером…
— Развлекли? ¬— бросил эр. — Извините, дамы, вашего приятеля я забираю. Идемте, Ричард.
Дома раздраженный Алва не снизошел до объяснений, и Ричард отправился к себе. Ночи он ждал с нетерпением.
***
Вопреки мечтам Ричарда, ночью не произошло ничего нового, а утром за завтраком последовала тренировка, как будто вчерашнего дня и не было. Ричард вяло отбивал удары, невпопад прыгал и глядел не на противника и даже не по сторонам, а внутрь себя. Кончилось все тем, что Алва отбросил свою шпагу — она со звоном врезалась в ограду, — вырвал шпагу у Ричарда, швырнул ее рядом со своей и злобно поинтересовался:
— Вы за день все забыли или издеваетесь надо мной, Окделл?!
Только теперь, вырвавшись из оцепенения, Ричард заметил, что эр недоволен, и открыл было рот, но Алва продолжал:
— Вот что. Меня не будет примерно четверть месяца. Извольте за это время привести себя в форму. Можете делать, что хотите, но чтобы сегодняшнего позора не повторилось. Ясно?
Ричард кивнул.
— Соберите шпаги и идите в дом.
Оставшись один, Ричард решил, что эти шесть дней он проведет по-своему — а фехтовать он и так умеет, просто сегодня не получилось — и, вооружившись книгами из библиотеки, отправился в давешнюю гостиную. Потолок знаков не подавал, читать оказалось невозможным, и, чтобы забыться, он, воровато оглядевшись, стянул со стола лист бумаги и чернильный прибор, положил все на пол, сам сел, поджав под себя ноги, возле стола, и принялся записывать вчерашние стихи. Один катрен потянул за собой другой, сонет разросся до баллады, и, наконец, строгая форма стиха разрушилась, оставив рифмовку и размер. Ричард всегда был уверен, что пишет дурные стихи: у него редко получалось выдержать ритм и заключить пестрый хоровод образов в десять или шестнадцать строк. За попытками загнать мысль обратно в рамки сонета, он не заметил, что комната пришла в движение. Послышался шорох ткани, свист, с грохотом отлетел стул, упала картина, и перед Ричардом, на полу, между бумагой и чернильницей, чудом не уронив прибор, остановился носок лилового сапога.
— Ну?! — спросила обладательница сапога. — Где эти проклятые джедаи?! Куда ты их спрятал? Отвечай, падаван!
Не веря себе, Ричард осторожно поднял голову: ниспадающие складки платья, капюшон, в руке зажат не то факел, не то луч красного пламени. Она! Ричард бросился вперед и, пока она не успела оттолкнуть его, обхватил ее за щиколотки.
— Эрэа! — начал он приготовленную речь. — Я… вы… я вами восхищаюсь… — она дернула ногой, чтобы вырваться, но он вцепился крепко. — Эрэа, погодите, я для вас стихи написал!
И, не выпуская ее, он по памяти прочел ей сначала недобалладу, потом недосонет, потом придуманные вчера разрозненные строки, а потом, видя, что слушает она с интересом, еще три стихотворения из поэтического сборника. Наконец она высвободила ногу, легко сжала ладонь, отчего алое пламя с тихим жужжанием втянулось в эфес (Ричард про себя так назвал серебристую рукоять), и наклонилась к нему.
— Чего разлегся, как болван? — спросила она. — Вставай.
Продолжение следует... когда-нибудь. В следующих сериях: Сепаратисты в Эпинэ.